Витя Бревис, ч.2

Остров — искусственно возведенный где-то в конце ХVIII века посредине рукотворного озера, в принципе, ничем примечательным не был. Заросший кустарником, глинистой и песчаной почвы вперемешку, не славился он ни ягодами, ни легендами, а разве что покосом, да тем, что он остров, вещь весьма редкая на Северо-востоке Подмосковья. Институтская молодежь на спор переплывала озеро — от Зеленого (а скорее, песчаного) мыса, основного места купания взрослых, до острова и обратно.
br1Девочка любила поездки на остров. Он оказывался чем-то созвучным ее созерцательной замкнутой натуре, наблюдавшей из своего уголка за миром, как бы отделенным от нее невидимой границей. С острова поселок с его старинными, подчас вычурными постройками, казался другим миром, миром взрослых, живущих со своими бесконечными «курам на смех», «засмеют»” что ты как не знаю кто!”
Книжку про Робинзона она конечно же читала. Но Робинзоном быть не хотела. Почему? Скорее всего, она в него не верила. Обычный ее попутчик, биолог Калинник Андреевич, белорус без признаков возраста, был человеком молчаливым. Да и его работа, связанная со всякими замерами, пробами и измерениями, не располагала к особым разговорам, что девочку очень устраивало. Она терпеть не могла, когда взрослые лезли к ней с разговорами.
…Плыли молча. Калинник Андреевич меланхолично орудовал веслом. Профессор полудремал, девочка то пробовала разглядеть похожую на медведя корягу на берегу острова (это у детей считалось проверкой остроты зрения), то — вполглаза наблюдала за гостем, который, казалось, не замечал никого и ничего.
Легкий толчок — и лодка пристала к берегу.
– Приехали — отрапортовал Калинник Андреевич.
– Так это и есть ваш остров Буян с глухарями?- совершенно бодро спросил профессор, будто совсем и не клевал носом всю дорогу. Он ловко соскочил на берег и протянул девочке руку.
– Высаживаемся, голубушка!
br2

В здании Вифанской семинарии разместился Птицевуз.

Девочка заметила, что у гостя на запястье — большой свежий рубец ромбовидной формы. Она хотела спросить об этом, но вовремя вспомнила, что спрашивать нельзя, жди, что тебе скажут. Любопытной Варваре раки нос оторвали!

Она спрыгнула на прибрежный песок и робко, виновато посмотрела на гостя.
– Только знаете, здесь никогда не было никаких глухарей. Мама наверное это выдумала!
Ей было стыдно за фантазии матери.
– Что ты, она никогда бы нас не обманула! Просто наверное здесь бывают особые глухари. Перелетные.
– Разве бывают перелетные глухари?
– Очень даже просто. Летели, летели, прилетели, передохнули — и дальше. Давай посмотрим, что нам мама там на ужин готовит? — Он протянул девочке бинокль, большой и блестящий.
-Нравится?
-Угу!
Предметы казались мутными и от этого — совершенно фантастическими, как в трубочке калейдоскопа. При повороте шкал с делениями эти размытые фигурки то могли выглядеть реальными более чем в жизни, то превращались в героев комнаты смеха в городском парке. Они были во власти девочки и она могла с ними делать все что угодно. И даже больше, чем они с ней!
Ну, глухарей так и не видно?
– Я же сказала!
– Какая недоверчивая! А ты знаешь. Когда глухарь поет, он ничего не слышит, вокруг себя, кроме своей песни. Закроет глаза — и поет. От этого его и зовут — глухарь.
Девочка кивнула головой. Но не просто так. Не раз и не два она обращала внимание на то, что свой внутренний голос. Которым ты говоришь внутри себя, лучше слышится. Если закрыть глаза.
-А зачем вы изучаете глухарей? Чтобы построить для них инкубатор?

-Ну почему инкубатор. Просто — кто-то доложен их изучать. А то глухарям обидно, ведь они — самые древние птицы наших краев.

– И перелетные глухари — тоже?
– Ну конечно, голубушка, мы с тобой — самые древние птицы…
Ворота Птицесовхоза

Ворота Птицесовхоза.

…Взрослые засиделись далеко заполночь. Девочка старалась через тонкую перегородку услышать, о чем они говорят, но далеко не все было слышно или понятно.

-Жалеть себя? Но, Жени, нас никто не пожалеет. Надо торопиться. Нам отпущено слишком мало времени. Впереди большая война. Живые позавидуют мертвым.
– Пока живые бьются за свободу, мертвые уже свободны?- услышала она голос матери.
– Бороться, осознавая цель борьбы — уже свобода. — Голос гостя был мягок, и в то же время — напорист и энергичен.
Профессор уезжал утренним поездом на Москву. Перед расставанием он неожиданно спросил у девочки:
– Прости, голубушка, а как на Северном полюсе на предмет литературы? Наверное, Алексеев доставляет, или как?
– У них там с этим очень трудно, некогда им читать, все больше метеорологическими наблюдениями занимаются. За облаками!- заметил Ян Яныч.
– Да? Ну так вот, Шмидт просил передать персонально!- он протянул ей книгу в красивой обложке.
“Витязь в тигровой шкуре” — прочитала девочка.
– Напишите ей на память!- попросила мать.
– Нет, я не Руставели, что же я буду на чужом труде расписываться. — он улыбнулся. — Ты ведь и так меня запомнила? Да?
– Да…
-Она у нас кадровичка, все помнит!- уже без привычного ехидства прокомментировал дядя Ян, и посмотрел на мать.
– Ты проводишь?
Это означало разрешение пройтись с посторонним мужчиной. И случалось очень редко. А может — вообще не случалось.
Девочка слышала, как в прихожей человек коротко сказал:
– Долгие проводы — лишние слезы. У каждого свое время их выплакать. Ты знаешь, что мои давно уже высохли.
Они ушли.
Ян Янович какое-то время ритмично ходил по комнате (это называлось — ищу, чего не клал), а потом включил радиоприемник.
Знакомый радиоголос торжественно произнес:
– Говорит радио имени Коминтерна! Московское время десять часов!
– Поезд на Ленинград в 14-30 – “вникуда” пробормотал дядя Ян.
– Мама вернется?- вдруг спросила девочка.
– Дура, — как-то по-простому буркнул отчим. — И ты дура, и твоя мать — дура. Нужна она ему… И вообще, дурак — человек, следовательно человеки — дураки. Так древние греки говорили.
Девочке было безразлично, что говорили древние греки. И существовали ли они вообще.
Когда мать вернулась со станции, было уже за полдень. Пили чай и не глядели друг на друга. Вдруг девочка, не обращаясь ни к кому из старших, спросила точно сама себя:
– Но ведь этот дядя — не птичий профессор!
– Он не птичий профессор, — с грустью, обычно несвойственной ему ответил дядя Ян, — он учитель. Я и мама учились у него. И он приехал посмотреть, как живут его ученики.
– Он ругал вас?
Глаза матери широко раскрылись от понятного только ей ужаса, но отчим опередил истерику.
– Хороший учитель никогда не ругается на учеников, даже если они неправы.
– Он еще к нам приедет?
– Не знаю, акула земноводная, не знаю. — Ян Яныч замолчал, и , выдержав паузу закончил — Может и приедет. А может… Вита бревис!
Девочка не раз слышала от отчима эту фразу, которая казалась ей именем кого-то неизвестного, всеведающего и страшного.
zh1…У Вити Бревиса бесцветные белые глаза. Его лицо ничего не выражает — ни радости, ни печали, ни злобы. Он всесилен и незаметен. Ему подчиняются страшные ночные гости, которые забрали папу девочки Зины со второго этажа и доброго профессора-украинца с первого, и тех людей, о которых вспоминают только шепотом. Или вообще не вспоминают. Он знает все о всех, и по ночам подходит к спящему и напоминает ему то, о чем человек боится вспомнить. И человек не просыпается. Он однажды пришел к бабушке, и ее унесли туда, за речку, где стоят мрачные кресты. Они тоже подчиняются Вите Бревису.
Девочка вспомнила услышанные ею в разговоре старших слова гостя:
– Надо торопиться. Впереди большая война.
Войну устраивает тоже Витя Бревис. И странный гость хочет встать на его пути.
Нет, он не учитель, они просто боятся его назвать, боятся, что Витя Бревис узнает! И погубит его.
xh2Потом девочка часто ловила себя на мысли, что незнакомец просто ей приснился. Но остались его подарки — книга про красавицу Нестан-дареджан и витязя Тариела, большой бинокль и чучело дикой кошки.
Таксидермист, делавший его, оказался не особенно хорошим мастером. Кошка начала быстро линять и через год ее выбросили.
Девочка тогда впервые плакала в открытую, не боясь крика и насмешек взрослых. Вечером на запястьях ее рук появились ромбовидные, слабо кровоточащие рубцы.
-ЛО. Боже, Боже! Прости меня! Еще не все выплакано, не все !-весь вечер и всю ночь билась в слезах мать.
…Много лет спустя эти рубцы появились у девочки за три дня до ее смерти…

 

Закончено на св. Магдалену, 22 июля 2010 года. Александр Рдултовский.